Фабрика святых. Седьмая тетрадь

Окна Овертона

Луна безумная сверкает
над черепицей чёрных крыш.
Тебе по духу ближе Каин,
ты убежденно говоришь.
И гибнет истина простая
в отравленном потоке слов.
Как просто поменять местами
бесплотное добро и зло...
Сегодня каины в героях,
эпоха иродов, иуд —
а завтра иисусов строем
вновь на Голгофу поведут.
 
Горчит лукавая свобода,
над крематориями — дым.
Краплёных карт полна колода,
но лица шулеров горды.
Мелькают лица, маски, рожи
в альковах пьяных мельпомен.
Мы — время страшных мельниц Божьих
в эпоху дьявольских подмен.
Нам ад распахивает двери,
Моло́ха там пылает рот.
Цивилизованные звери,
и Бог у нас — наоборот.
 

Прим. ............................................
Моло́х — согласно Библии, божество, которому приносились человеческие жертвы (особенно дети), почитавшееся в Палестине, Финикии и Карфагене. В переносном смысле — страшная, ненасытная сила, требующая человеческих жертв (БСЭ)

Окно последних лет

А небо всё прозрачней и светлей.
Твой выдох тих.
Рисуешь пальцем сердце на стекле —
Морозный стих...
 
Судьба с тобою преломляет хлеб —
Как нас свело...
Ночами куришь у окна последних лет,
А за стеклом —
 
Над морем горя черная скала,
Прозрачный лёд.
И я не отражаюсь в зеркалах
Который год.

Икона

Северный ветер.
Время богов ледяных.
Мерзнут ладони.
Страшен и светел,
Смотрит в окно со стены
Лик на иконе.
 
Время застыло.
Сколько нам жить и дышать?
Что он пророчит?
Больно, как будто душа
что-то забыла...
Что с нами, Отче?..

Затмение

Светясь в полях над золотистым хлебом,
ничей — и твой,
сияет Бог в прозрачном храме неба —
над головой,
живет во тьме звездою изначальной
Господь — в дому,
короны светоносными лучами
сжигая тьму.
 
Но стоит смерти завладеть умами —
душа в огне,
и смрадный дым над темными домами,
и страшно мне:
поруган храм, и мертвая икона
лежит в пыли,
чернеет Бог — и катится корона
за край земли.
 

Неприкаянные

Неприкаянные люди с мотыльками на руках
расплетали нити судеб на забытых языках.
 
Следопыты, душеловы заключали в колесо
исцеляющее слово, животворное, как сон.
 
Терема дотла сжигали, подрезали стремена,
убивали, проклинали, отнимали имена...
 
Душегубы и расстриги сторожили у дорог,
И на плахе, и на дыбе всё пытали: где твой Бог?
 
Лунноглазые моллюски в круге дьявольской игры
душ сияющие сгустки вынимали, будто рыб.
 
Слали черные печали, замыкали небеса,
хромосомы изучали, извлекали голоса...
 
Но бессмертная, как жалость, тихо память вороша,
неизбежно возвращалась непокорная душа.
 
Бестелесные свирели исчезали в тростниках,
Менестрели, менестрели с мотыльками на руках.
 
В звуках песен недопетых наши призраки везде —
Тише смерти, легче света, тоньше тени на воде.

Пастушок

Что́ здесь?
Планета как планета.
Полна Вселенная таких.
В коротких жизнях смысла нету,
Здесь дышат — смерти вопреки.
Песок и кровь,
трава и камень,
животворящая вода...
Здесь зреет тяжкими веками
глухая древняя вражда.
 
Но воскрешая птичьи трели,
хоть жизни ровно на вершок —
играет тихо на свирели
светлоголовый пастушок.
И тают эхом бестелесным
в следах предсмертной красоты —
стихи,
и голоса́,
и песни,
и душ прозрачные цветы.

.
.

Из сб. стихов - ФАБРИКА СВЯТЫХ
Птицелов Фрагорийский