Муза

Долго муза, таясь, перед взором моим
   Не хотела поднять покрывала
И за флером туманным, как жертвенный дым,
   Чуждый лик свой ревниво скрывала;
Пылкий жрец, я ни разу его не видал,
   И в часы вдохновенья ночного
Только голос богини мне нежно звучал
   Из-под траурных складок покрова;
Но под звуки его мне мечта создала
   Яркий образ: за облаком флера
Я угадывал девственный мрамор чела
   И огонь вдохновенного взора;
Я угадывал темные кольца кудрей,
   Очерк уст горделивый и смелый,
Благородный размах соболиных бровей
   И ресниц шелковистые стрелы…
И взмолился я строгой богине: «Открой,
   О, открой мне черты дорогие!..
Я хочу увидать тот источник живой,
   Где рождаются песни живые;
Не таи от меня молодого лица,
   Сбрось покров свой лилейной рукою
И, как солнцем, согрей и обрадуй певца
   Богоданной твоей красотою!..»
И богиня вняла неотступным мольбам
   И, в минуту свиданья, несмело
Уронила туманный покров свой к ногам,
   Обнажая стыдливое тело;
Уронила – и в страхе я прянул назад…
   Воспаленный, завистливый, злобный, –
Острой сталью в глаза мне сверкнул ее взгляд,
   Взгляд, мерцанью зарницы подобный!..
Было что-то зловещее в этих очах,
   Отененных вокруг синевою…
Серебрясь, седина извивалась в кудрях,
   Упадавших на плечи волною;
На прозрачных щеках нездоровым огнем
   Блеск румянца, бродя, разгорался, –
И один только голос дышал торжеством
   И над тяжким недугом смеялся…
И звучал этот голос: «Певец, ты молил,
   Я твои услыхала молитвы:
Вот подруга, с которой ты гордо вступил
   На позорище жизненной битвы!
О, слепец!.. Красотой я сиять не могла:
   Не с тобой ли я вместе страдала?
Зависть первые грезы твои родила,
   Злоба первую песнь нашептала…
Одинокой печали непонятый крик,
   Слезы горя, борьбы и лишенья –
Вот моя колыбель, вот кипучий родник,
   Блеск и свет твоего вдохновенья!..»

1883