Версаль

По этой
   дороге,
      спеша во дворец,
бесчисленные Людовики
трясли
   в шелках
         золоченых каретц
телес
   десятипудовики.
И ляжек
   своих
      отмахав шатуны,
по ней,
   марсельезой пропет,
плюя на корону,
          теряя штаны,
бежал
   из Парижа
         Капет.
Теперь
   по ней
      веселый Париж
гоняет
   авто рассияв, –
кокотки,
      рантье, подсчитавший барыш,
американцы
      и я.
Версаль.
      Возглас первый:
«Хорошо жили стервы!»
Дворцы
   на тыщи спален и зал –
и в каждой
          и стол
         и кровать.
Таких
   вторых
      и построить нельзя –
хоть целую жизнь
         воровать!
А за дворцом,
      и сюды
         и туды,
чтоб жизнь им
      была
         свежа,
пруды,
   фонтаны,
          и снова пруды
с фонтаном
      из медных жаб.
Вокруг,
   в поощренье
         жантильных манер,
дорожки
      полны стату́ями –
везде Аполлоны,
           а этих
             Венер
безруких, –
      так целые уймы.
А дальше –
      жилья
         для их Помпадурш –
Большой Трианон
         и Маленький.
Вот тут
   Помпадуршу
         водили под душ,
вот тут
   помпадуршины спаленки.
Смотрю на жизнь –
         ах, как не нова!
Красивость –
      аж дух выматывает!
Как будто
        влип
      в акварель Бенуа,
к каким-то
      стишкам Ахматовой.
Я все осмотрел,
         поощупал вещи.
Из всей
   красотищи этой
мне
      больше всего
          понравилась трещина
на столике
         Антуанетты.
В него
   штыка революции
            клин
вогнали,
      пляша под распевку,
когда
   санкюлоты
         поволокли
на эшафот
         королевку.
Смотрю,
       а все же –
         завидные видики!
Сады завидные –
         в розах!
Скорей бы
          культуру
         такой же выделки,
но в новый,
      машинный ро́змах!
В музеи
   вот эти
         лачуги б вымести!
Сюда бы –
      стальной
         и стекольный
рабочий дворец
          миллионной вместимости, –
такой,
   чтоб и глазу больно.
Всем,
   еще имеющим
         купоны
            и монеты,
всем царям –
      еще имеющимся –
               в назидание:
с гильотины неба,
         головой Антуанетты,
солнце
      покатилось
         умирать на зданиях.
Расплылась
      и лип
         и каштанов толпа,
слегка
   листочки ворся.
Прозрачный
      вечерний
         небесный колпак
закрыл
   музейный Версаль.

[1925]