Рассказ про Клима из черноземных мест, про Всероссийскую выставку и Резинотрест

Вся советская земля
загудела гудом.
Под Нескучным
      у Кремля
выстроено чудо.
Кумача казистого
пламя улиц за́ сто:
Первая из Выставок
Сельского хозяйства.
В небесах –
      моторов стая.
Снизу –
        люди, тискаясь.
Сразу видно –
         не простая,
Всероссийская.
И сейчас
       во все концы
ВЦИКом посланы гонцы
к сентябрю
      на Крымский брод
деревенский звать народ.
Жил в деревне
      дядя Клим,
пахарь,
   работяга.

Клич гонцов услышан им,
Клима тянет тяга.
Чуть в окно забрезжил свет,
Клим встает с полатей,
прибегает в сельсовет:
– Экспонаты нате! –
Экспонаты обсудив,
почесав за кепкой,
молвят:
   – Дивушко из див –

на два пуда репка. –
А за репкой этой им
кажет куру дядя Клим.
Хоть езжай на ней верхом, –
лошадь,
   а не кура.

Видно, Клим умом не хром,
голова не дура.
– Поезжай за всё за это
делегатом сельсовета. –
По рукам!
         Пришла пора
Климу собираться.
Выезжает со двора:
– До свиданья, братцы! –
Примечай.
           Москва зовет
всех на перекличку,
чтобы пашня и завод
укрепили смычку.
Паровоз рванул гужи,
только копоть курится.
Едет к выставке мужик
с репою
      и курицей.

Вот Москва.
             Гремит вокзал.
Клим приплюнул на́ руку.
Репу с курицей связал.
Ходу.
   За Москва-реку!
Ходуном гремит базар,
яркой краской жалясь.
В сто сторон его глаза
мигом разбежались.
Клима всё к себе зовет,
хоть на части тресни.
Тут и хата
         и завод,
музыка
   и песни.
Переполнило добро
чудо-павильоны.
Клима жмут во всё ребро
люда миллионы.
Тут и тканей облака,
тут и фрукты в глянце.
Что коты у молока,
ходят иностранцы.
Зубы их поэтому
на продукты точатся:
торговать с Советами
иностранцам хочется.

Клим в ухмылку:
            – Не таков!
Выучен недаром:
раньше щупали штыком,
а теперь –
           товаром.
Я чем хуже?
             Вот те на! –
Клим ругнулся крепко
и расставил экспонат –
курицу и репку.

По рядам аж шум пошел,
все сбежались живо.
– Это, братец, хорошо!
Репища на диво. –
А на курицу народ
на аршин разинул рот –
в ней усердья без конца:
в сутки по три яица.
Длится выставки осмотр.
Истекает время ей.
На неделе на восьмой
награждают премией.
– Так как Клим у нас герой
не в словах, а в деле,
наградить его
      горой
всяческих изделий. –
Клим в ответ на слово их:
– Сделайте, столичные,
чтоб изделия – свои,
а не заграничные. –

Мчится Клим
      во весь опор
в складочное место.
Получай
   вещей набор
от Резинотреста.
Глянул Клим
               тюку во щель
и застыл довольный.
Видит:
   выводок вещей
с маркой треугольной.

Клим подвесил хорошо
вещи за спиною.
В это время
            дождь пошел
в руку толщиною.
Дождь дорогу замесил.
Люди
   по дороге
выбиваются из сил,
извлекают ноги.
Клим смекает:
      – Путь далек.
Я – шагать не лошадь. –
И немедленно
                извлек
из тюка
   галоши.
– Без галош тяжело ж! –
И пошел довольный
в паре новеньких галош
с маркой треугольной.
Каплет с носа,
      каплет с уха,
а в галошах
           всюду сухо.
Каплет с уха,
              каплет с носа,
а галошам
         нет износа.

Снизу сухо.
           Но зато
сверху
            мочит начисто.
Клим в тючок.
                 А там
                  пальто,
лучшее по качеству.

В это время
            грузовик:
– Землячок!
               Садись-ка!

Городок-то наш велик,
и вокзал не близко –
Только вымолвил, –
                    как вдруг
крякнула машина.
И взвинтила грязь вокруг
лопнувшая шина.
Клим к шоферу
         (тюк в руке):
– Не бранись, дружище.
Покопаемся в тюке –
что-нибудь подыщем. –
Глядь шофер –
          и ну – сиять,
как обжора в полдник:
– Это шинища на ять.
Марка – треугольник. –

Шину живо подвязал.
Сел.
       И в тучах дыма
в две минуты
               на вокзал
он доставил Клима.
Обнялись.
         Один комок.
Чмок шофера в личико

– Ты помог, да я помог,
вот и вышла
             смычка. –
Поезд вьется, что налим,
по дороге ровной.

На деревню едет Клим,
дядя премированный.
По деревне
           гам и гуд.
Изо всех дворов бегут.
Клим
          от гордости разбух,
тюк на плечи –
          да в избу.
На полати,
          на кровать
влезло Климье племя.
Просят тятьку
      открывать
поскорее премию.
Усмехнулся Клим в усы.
Как открыл корзину –

так и брызнуло в носы
запахом резины.
Хоть ты смейся.
          Хоть ты плачь.
Глазу стало больно:
красный мяч, да пестрый мяч,
и большой футбольный.
– Эй, сынки!
      Лови мячи.
В небеса мячи мечи,
подшибай ангелят,
что крылами шевелят. –
Вдруг
   глядит:
      в уголок
малец трубку поволок.
И привычной хваткою
стал крепить рогаткою.

Клим от хохота растаял:
– Ах ты, вобла стиранна!
Эта трубка
           не простая,
а отнюдь клистирная.
Дорогие вещи вот
тащишь
   без разбора.
Эту трубку
           пустим в ход
в случае запора. –
– Эй, девчонки!
           Ваш черед. –
Подошли вострушки.
Из корзины
            Клим
            берет…
Что берет?
          Игрушки.
В восемь пар открытых ртов
взвизгнули девицы.
Куклы,
   звери всех сортов –
и не надивиться.

Каждой – кукла из резины
(а подавишь –
      пискает).
Дали кукле имя Зины,
кукле
          пузо тискают.
– Получай еще новинку,
кто у вас тут школьник.
Для стирания
               резинку
марки «Треугольник». –

Школярам кричит и мать:
– Эй вы,
        голодранцы!
Чтобы книжек не трепать,
получайте ранцы.

Чтоб не видеть
      мне
              у вас
грязной образины,
получите-ка сейчас
губки
          из резины.
Эта губка,
         что метла.
Сор с лица метет дотла. –

– На! Хозяйка!
         Получи
младшему ребенку,
чтоб постель не промочил,
на подстил
          клеенку.

Эх! Куда поденутся
скверные привычки –
в рот совать младенцам
тряпочки-затычки!
Чем беднягушке совать
в рот свои обноски,
есть на свете –
         помни, мать, –

«Треугольник»-соски.
Агрономы же велят
соски взять и для телят. –
Соской
   Клим
              в один присест
оделил ребенка.
– Ну, старша́я из невест,
вот тебе
   гребенка. –

Не гребенка,
              а краса,
вся из каучука.
Я гребенкой волоса
виться научу-ка.

Лягут волосы верней,
хороши собою.
И не будет
         от парней
никогда отбою.
– А тебе,
         мой старший сын,
гребешок кармановый.
Расчеши себе усы,
красоту подманывай. –

Дети кукол теребят.
Весело и дешево.
Только плачет у ребят
драная подошва.
– Ничего! –
                ответил Клим. –
Мой подарок – стойкий.
Из резины слажу им
каблуки-набойки.

Не пробьет их пистолет,
не разносишь в триста лет. –
И с улыбкой на губах
старшенькому
      Мишеньке,
чтобы пот не ел рубах,
подстегнул подмышники.
Клим уселся у стола
и промолвил:
               – Жёнка!
Стол к обеду устилай
скатертью-клеенкой.

Коль прольешь, к примеру, щи,
не волнуйся,
              не пищи.
С нею жить
           сплошной расчет –
сквозь нее не протечет. –
Клим поел.
           Откинул ложки.
Под кровать метнул галошки.
Начал Клим зело сопеть.
Сын же взял велосипед.

Хвастаясь машиною,
гонит новой шиною.
В стойле сыплется овес.
Меринок пирует.
Клим и мерину привез
из резины сбрую.
Вдруг кричат:
                «Горим!
                      Горим!»
Брызнули ребята.
У соседа,
        видит Клим,
загорелась хата.

Не стесняясь никого,
Клим
   на это место
мчит с пожарным рукавом
от Резинотреста.
Был с пожаром бой там.
Двинул Клим брандсбойтом
и зарезал без ножа
начинавшийся пожар.
Обнимают Клима все.
Славят за услугу.
Трепыхается сосед,
стонет с перепугу.

Шел деревней бабий вой –
хуже нету песни ж!
Аж, казалось,
      головой
на две части треснешь.
Головы не арбузы́.
Фельдшер баит:
         – Надо ведь
гуттаперчевый пузырь,
льдом набив, прикладывать.
Только, видно, ищем зря.
Где достанешь пузыря? –
Клим,
   увидевши испуг:
– На! –
        кричит, –
                 отверчивай!
Вот пузырь тебе, мой друг,
самый гуттаперчевый. –
Детвора,
      бородачи,
парни
           и девицы,
псы,
        телята
          и грачи –
все
      пошли дивиться.
Удивился даже боров.
Клим заметил:
      – Эка!
У меня
   таких приборов
целая аптека.
Даже если в теле зуд,
вскипятишь водицы
в гуттаперчевом тазу
в горнице помыться.

Если с грыжей трудно жить,
надевайте бандажи́.
Кость сломал –
          бинтуй излом
гуттаперчевым узлом. –

Климу счастье подошло.
Клим – мужик любимый.
Все родимое село
уважает Клима.
На задворках гул и гам
от игры футбольной.
Парни,
   волю дав ногам,
прыгают довольные.
Что́ ругаться по дворам,
сыпля колотушки?
Заиграла детвора
в разные игрушки.
Попик высох.
      Еле жив.

Храм –
      пустое место.

Все село заворожил
тюк Резинотреста.
– Это что! –
      смеется Клим. –
Дай
        на ноги станем, –
непременно полетим
на аэроплане.
Снарядим его у нас,
выстроим машину.
Подкуём летуна
собственною шиной.
Загранице ни на руб
не давай нажиться.
Живо
           деньги
              удерут
в эту заграницу.
Если ж станем брать свое,
будет нам лафа житье. –
И добавил Клим, ярясь:
– Мы других не плоше.
Через всяческую грязь
проведут галоши.
Если ж враг захочет съесть
нас и нашу ношу,
как бы тем врагам не сесть
в эту же галошу!–

[1923]