Рассказ про то, как узнал Фадей закон, защищающий рабочих людей

Пришел и грянул октябрьский гром.

Рвал,

   воротил,

      раскалывал в щепки.

И встал

   над бывшим

                 буржуйским добром

новый хозяин –

      рабочий в кепке.

Явился новый хозяин земли.

Взялся за руль рукой охочей.

– Полным ходом!

               Вперед шевели! –

Имя ему –

            советский рабочий.

За всю маету стародавних лет,

что месили рабочих

                  в кровавое тесто, –

пропорол рабочий

                хозяйский жилет,

пригвоздил

           штыком

                 на нужное место.

Где хозяйская спесь?

                   Присмирел, как зайчик,

под рукой рабочих волк-хозяйчик,

Ни шагнуть ему,

           ни орнуть,

                     ни икнуть.

Настал для хозяйчиков

            страшный годик, –

свистнул хозяев,

          и над ними,

                      как кнут,

навис трудовых законов кодекс.

В этом кодексе

         крепкий наказ:

растить

   и беречь рабочий класс.

О рабочем труде

            должен радеть

кодекс законов о труде.

Этот закон

          не объедешь с тылу,

пока рабочая власть жива.

Будем хранить рабочую силу,

будем

            беречь

              рабочьи права.

(статья 1)

Бился Фадей на всех фронтах.

Фадея на фронт коммуна зовет.

Выпустил

         крови

                    чуть не фонтан.

И вот

          вернулся назад –

              на завод.

Оглядел Москву,

            поглядел на людей.

И в затылке крепко чеснул Фадей.

Мне, говорит, зарабатывать хлеб,

а как заработаешь,

               ежели нэп?!

Значит, опять

               шапку ломать.

А хозяин возьмет

             да другого наймет.

Ах ты, твоя растакая мать!

Око-то видит,

               да зуб неймет. –

Оборвал его Пров:

               – Плакаться брось!

Чего пересуживать вкривь да вкось?

Нынче

             порядок у нас другой,

наймешь не всякого,

                   кто под рукой.

Никому не взять,

            не взять никогда

с вольного ветра рабочих людей.

Брать их должен с биржи труда! –

– Ишь чудеса, –

              буркнул Фадей.

А Пров опять:

      – Почесывай темя!

Это тебе не старое время.

Тут те

           не барский наем да расправа.

Биржа –

(ст. 5–7)

        крутая буржуям управа.

Вторая управа –

             профсоюз,

за союзом своим

            ничего не боюсь.

Не возьмут в кабалу,

                   ни в хозяйский плен,

если ты

   профсоюза

                полноправный член.

(ст. 1-56)

Профсоюз тебе

          и подмога и щит.

От него

   у хозяина

             пузо трещит.

Профсоюз

           от тебя

              не потребует многого.

Гроши – профсоюзный членский взнос,

но зато

   подписал коллективный договор,

а там ходи,

          подымая нос.

Союз

         с хозяином

          подпишет условия

про плату,

         про срок,

                про твое здоровье.

Знай трудись,

(ст. 15–24)

                да мотай на ус –

де твой интерес

         блюдет союз.

А если б союз

                оплошал в догово́ре,

тоже не дюже большое горе.

В рабочей стране

             никому не приходится

снижать условия ниже кодекса.

Заяви наркомтрудскому органу,

(ст. 19)

и скверный договор

                 мигом расторгнут.

А чтобы в союз не ходить далёко,

на заводе есть союзное око.

Каждый рабочий с ним знаком,

называется око это –

                     завком.

Во всякой беде,

         во всякой невязке

в завком направляйте шаг пролетарский.

(ст. 156)

Всё запомни, –

           учит Пров, –

вали работать

               и будь здоров! –

Запылал Фадей,

         как червонный туз,

записался на биржу

                 и в профсоюз.

Входит Фадей на заводский двор,

идет

        заключать

      трудовой договор.

Фадей плечами подпер косяк.

Хозяин жмется и так и сяк.

Хозяйские глазки в стороны лезут, –

чтоб такое с Фадея урезать?

Смеется Фадей:

         – Не те времена!

Брось, хозяин, мозги уминать,

верти не верти,

(ст. 27)

      крутись, как хочешь,

а через кодекс не перескочишь.

Как ни въедлив хозяйский нрав,

не ужмет

        хозяин

           рабочих прав. –

Говорит хозяин:

          – Прямо противно:

договор трудовой,

              да договор коллективный… –

(ст. 28)

Фадей смеется, сощуря глаз:

– Буржуям противно,

                      а нам как раз!

Нынче

   с рабочих

            не вымотать лишки –

записано всё в расчетной книжке,

не отменишь условий,

                      хоть плачь да вой,

расчетная книжка –

(ст. 29)

                   свидетель живой. –

– Ну, Фадей,

               теперь на завод! –

Пров лукаво Фадея зовет.

Вошел Фадей,

                растопырил глазища –

куда девалась былая грязища?

Вонь, да пыль, да копоть где?

Всё подмел

            закон о труде.

(ст. 138)

Клохчут машины, будто наседки,

для безопасности

             скованы в сетки.

Тут и нарочно

                 рукой

                   в привод

даже разиня не попадет.

Раньше завод –

           не завод, а геенна.

Теперь

   по геенне

            прошла гигиена.

Прежде машины кропились кровью,

теперь –

        берегут трудовое здоровье.

Крепки устои рабочих прав,

хозяйская жадность

                раздавлена в пласт.

Прежде,

      знай, налетал на штраф,

теперь не штрафнут,

                   закон не даст.

Раньше выгнать,

           что снять картуз.

Лицом не потрафил –

                       готов расчет.

А теперь

       пообструган хозяйский вкус.

Попробуй погнать,

                попадешь на сучок.

(ст. 43)

Теперь увольнять

             много круче

и только

      в следующих случаях:

во-первых,

          если закроют завод,

или на месяц работа замрет,

или

       если к труду не годны́, –

в этих случаях –

(ст. 47)

            требуй выходных.

А если

   работник

          не нужен в деле,

предупредят его

           за две недели.

И пусть хозяин

      орет и бесится,

а должен заплатить

               за полмесяца.

(ст. 88–89)

Конечно, гонят тех,

                кто зря

вместо работы

                  копает в ноздрях.

Да и то не уволят их,

                  пока

не обсудит дело

          РКК.

Но если

   за дело под суд попал,

или, скажем,

              дня на три без спросу пропал,

иль в месяц ден шесть прогулял гуртом,

тогда

          посидишь с голодным ртом.

– А ежели, скажем, я был нездоров? –

И на это

   Фадею ответил Пров:

– Болен – болей!

               Коль рабочий болен,

2 месяца не будет уволен.

А у бабы

       болезнь и роды

могут тянуться до полгода.

Если ж хозяин,

      разгильдяй и мошенник,

в срок тебе не выплатил денег,

если хозяин

            с тобою груб,

в ругани кажет свой волчий зуб,

перестал о твоем здоровье радеть

и нарушил

          кодекс законов о труде, –

то тебе по закону

            даны права

до срока

      свои обязательства рвать.

Выполняй лишь

          четко и хватко

правила

(ст. 48)

   внутреннего распорядка.

А в остальном –

            твое слово такое:

– Оставьте, хозяин, меня в покое!

Из правил

          лишь те обязательны мне,

что на видном месте

                  висят на стене.

А если они

           лишь в хозяйском мозгу,

(ст. 50)

я этих правил

               знать не могу!

Раньше

   душил вопрос проклятый –

это

      размер заработной платы.

За грош

   всю силу рабочую вынь ему,

за грош

   на хозяина шею гни.

Теперь

   по закону

           означен минимум,

ниже которого –

             ни, ни, ни!

Мало того:

          тогда за получкой

ходи, отработав день труда,

нынче

   с этой хозяйской штучкой

(ст. 59)

покончено навсегда.

Теперь

   производи расчет,

пока рабочий день течет.

А чтобы рабочим

              меньше заботы –

деньги плати на месте работы.

Раньше с отпуском

                одна тоска.

Без копья в кармане иди в отпуска.

(ст. 67)

Теперь

   пришел другой черед,

за отпуск деньги – давай вперед.

Встарь

   у рабочего власти нет.

Власть – хозяйский кулак да разбой.

А теперь

       изберут тебя в совет –

место и заработок

               за тобой.

(ст. 69)

Спокоен и ты,

                 и жена,

                    и дети.

Можешь вовсю работать в совете.

А вышел срок,

                 истек мандат –

на прежнее место вертай назад.

Кодекс на этом стоит непреклонно!

Дивится Фадей,

         застыл, как пень.

– Раньше

         не до рабочих закону –

трудись

   на хозяев

            и ночь

              и день.

Теперь

   пять радостных слов:

для рабочих норма

                8 часов.

В целом мире этого нет, –

да из них еще

               полчаса на обед.

А если

   работница

             младенца кормит,

еще додадут по законной норме.

Всем рабочим мира пример

показывает кодекс СССР.

8 часов!

(ст. 98)

(ст. 134)

   Выполняйте точно!

К ним не подвесишь работ сверхурочных.

Разве что очень нужда велика,

да и то с разрешенья РКК.

Где ты

   раньше

      на наших заводах

знавал для рабочего долгий отдых?

С завода

      в постель,

(ст. 103)

(ст. 104)

              с недосыпа –

                               к труду.

Так

       сплошняком

           и тянул нуду.

Раньше

   насквозь неделю потели,

некогда

   даже

             волос причесать.

А теперь

       рабочему

                раз в неделю

отдых сплошной 42 часа!

Хочешь – на лекцию,

                      хочешь – в кино,

хочешь –

         дома сиди с женой.

Раньше

   праздники всем святым,

(ст. 109)

чтоб легче

          попам

            тянуть оброк,

на клиросный вой,

               на кадильный дым

рабочих сбирать за церковный порог.

Теперь

   святым не место у нас.

Наша вера –

                рабочий класс.

То-то косятся лабазники

на красные праздники.

Наш праздник –

            новый год.

Солнце,

   на лето ведет поворот.

Наш праздник –

         9-е января,

рабочие впервые разглядели царя.

12-е марта –

(ст. 111)

               престольник веселый,

мы царя

      поперли с престола.

18-е марта –

               старый, но юный

день рождения Парижской коммуны.

Первое мая –

      рабочий май,

рабочих на всей земле подымай!

7-е ноября –

                трубы не коптят,

пролетарии празднуют Красный Октябрь.

Раньше

   об отпуске –

                    год говори!

Особенно,

          если хозяин скуп.

Хоть год работай,

             хоть два,

                   хоть три,

а не бывать тебе в отпуску.

Бросили воду в ступе толочь.

В кодексе сказано, –

                    молвил Пров, –

пять с половиной месяцев прочь –

и двухнедельный отпуск готов.

А если

   работа на вредном деле,

еще добавляются две недели.

Раньше –

(ст. 114)

(ст. 115)

         пройти цеховую науку –

парень терпел многолетнюю муку.

Где раньше

            мальчонку маял мастер

проклятой учебою, злюч и колюч,

теперь

   рабочей стране на счастье

вырос советский фабзаву́ч.

Собирает он

              в уютные стены

(ст. 121)

молодых гвардейцев для будущей смены.

А у хозяина

            морда моржа –

по закону ему фабзавуч содержать.

Тяжелой работой сводили в могилу,

особенно

        женщин или ребят.

Теперь

   берегут рабочую силу,

законы хозяев весьма теребят.

Старый порядок прошел бесследно.

В работе ночной,

            подземной

                       и вредной

законом

      наложен строжайший запрет

на баб и ребят до восемнадцати лет.

Баба на сносях –

             хозяину что?

А под машиной рожать

(ст. 129)

              не годится.

Кодекс сказал хозяину:

             – Стоп!

Бабе

        спокойно дай разродиться.

Четырехмесячный отпуск готовь,

по восемь недель

            до и после родов.

– Лишь чистотой рабочий здоров, –

гордо

(ст. 132)

           Фадею

              заметил Пров. –

Кодекс

   и здесь стоит на посту

и по заводу блюдет чистоту.

Раньше

   работа ли,

             нет ли работ, –

полным ходом бежит привод.

(ст. 138–139)

Теперь

   в перерыве

              не случится беда,

нынче,

   в обед, молчат привода.

Раньше

   на грязной работе,

                   как зверь,

треплешь свою одежонку.

                   Теперь –

свою

(ст. 140)

         на заводе

      не стану трепать я –

подавай завод –

           спецодежду-платье.

Кодекс влезает и в щелочки быта.

Им

      ни больница,

          ни клуб не забыты.

Лампы ли в темных проходах погасли,

грязно ли в бане,

(ст. 141)

            в квартире

                      и в яслях –

всё заприметит,

          везде и всегда

око закона –

               инспектор труда.

Если с хозяином начаты споры,

суд под рукой

                 правый и скорый,

это

(ст. 148)

      рабочей власти рука –

защита рабочего –

                 РКК.

Недоволен решеньем –

                решенье не камень,

есть пересуд примирительных камер.

(ст. 168–172)

Там не прошло,

          не копай в носу,

неси протест в третейский суд.

А если хозяин начнет уголовщину,

например,

          фабзавкому работать не даст,

для таких молодцов порядок упро́щенный

завела рабоче-крестьянская власть.

Народного суда трудовая сессия

рассмотрит хозяйские мракобесия.

Суд укротит хозяйский нрав:

хозяину за провинность такую –

год отсидки,

              либо

             тысячный штраф.

А то и всё добро конфискует.

А последнее завоевание –

социальное страхование.

Раньше

   смерть или безработица –

о рабочем

          никто не позаботится.

Либо станешь

                громилой и вором.

(ст. 175)

Либо

          собакой умрешь под забором.

А теперь

       по кодексу

                 дан наказ:

– кипи работа страховых касс!

Взносы с хозяев

         берутся строго.

Эти взносы –

      рабочим подмога.

Если

         тебя

       постигла болезнь,

вмиг

         за пособием

             в кассу лезь.

Касса

            тебе

           даст и врача,

и денег,

   чтобы лечёбу начать.

Руку отшибло,

                 стал инвалид

закон

          пособие дать велит.

Сел без работы,

          не гляди исподлобья –

в кассу иди,

            получай пособие.

Кормильца ль схоронят

(ст. 176)

               в семействе рабочем,

касса

          и тут сумеет помочь им. –

– Ишь ты, –

                 на это ответил Фадей, –

кодекс твой,

             ей-ей, чудодей.

Спасибо тебе,

                и будь здоров.

Всё объяснил, товарищ Пров.

Самому бы мне

           нигде,

             никогда

не узнать про эти законы труда. –

Молвит Пров:

      – Погоди, парнишка! –

Порылся за пазухой, вынул книжку.

– Вот он!

         Весь!

         Совсем не длинен.

От корки до корки –

                    час прочесть.

А при нем закон

            и надпись:

                      Калинин. –

Фадей, улыбаясь, ответил:

                   – Есть! –

С тех пор

       у всех Фадеев водятся

эти книжки рабочего кодекса.

Силком не вырвешь,

                   разве пальцы отвалятся.

Такого кодекса

         нет нигде.

Живут Фадеи

                и не нахвалятся

на советский кодекс

                  законов о труде.