Рассказ о Климе, купившем заем, и Прове, не подумавшем о счастье своем

I

В деревушке
      Рачий брод
жили два соседа.
Что ни вечер,
      у ворот
их текла беседа.
Сядут в ряд –
      не разольешь
их водой колодезной:
– Как-то выколосит рожь,
да как-то обмолотится? –
Пошабашив,
      под плетень
Клим бредет на бревна.
Пров маячит, словно тень,
в тот же час там ровно.
Оба –
   в скобку стрѝжены,
оба –
   ростом вровень,
у обоих – с рыжиной
бороды и брови,
у обоих – то ж в речах
сходство, как и в платье.
Словом, в чем их ни сличай –
как родные братья.
Сколько лет
      и сколько зим
дружба
   шла меж ними.
Отражался в Прове Клим,
Пров
   светился в Климе.
Так бы им прожить весь век
в мире
   да согласьи, –
да не может человек
жить без безобразия!
В город съездив раз
         в поту,
наглотавшись пыли,
там газету «Бедноту»
для себя купили.
И статья в газете той
бросилась в глаза им.
Про крестьянский
         верный свой
выигрышный за́ем.
Пять процентов,
вишь, растит
этот заем за́ год…
Эй, крестьянин!
         Не грусти!
Деньги – впрах не лягут.
Прочитавши два раза́,
приумолкли други.
Первым Пров потом сказал:
«Мы на это туги!
Увещают так и сяк,
вижу,
   нас в газете,
но, по-моему, – пустяк
увещанья эти.
Деньги ведь не падают,
словно с сосен шишки.
Так какого ж ляда
выну из кубышки?
Что мне чистить кирпичом
на вороне перья!
Не поверю нипочем
в эти суеверья!»
Клим молчал, молчал,
         да вдруг –
как плюнет вбок
          отчаянно:
«Эта речь – буржуя, друг,
а вовсе не крестьянина!
От кого нам хоронить
тощие излишки?
Вырастают, что ль, они
у тебя в кубышке?
Нас
       сто миллионов человек,
коль скроем все кубышки,
то нашей власти и вовек
не наверстать убытки!
Если
   будем так сидеть,
как на шее чирей, –
то как с нуждой нам совладеть?
Как мощь страны расширить?
Что тут спорить допоздна –
всех это касается:
двинет тот заём казна
в наше же хозяйство.
И для меня вопрос тут прост:
В билет деньгу!
         Целее!
Пять про́центов
         имею рост
на каждом на рубле я.
Да ведь
   при случае таком
зачем мечтать о кладе ж?!.
Ты восемь гривен с пятаком
за рубль за целый платишь.
Уж я,
   конечно,
      не сглуплю,
не лошадь,
         чтоб лягаться.
В совете
      завтра же куплю
пятнадцать облигаций.
Ходи скорей сюда, жена!
Чулок из клети высучи.
Ведь может выиграть она
за рубль один –
          до тысячи!
До копейки всё вложу.
Что им крыться в скрыне?
Всем заграницам
            докажу,
с кем крестьянство ныне!» –
«Эк тебя разобрало́, –
фыркнул Пров на Клима, –
лезет парень
      напролом
прямо двери мимо!
Нет, дружок, я не таков:
моя мошна – тугая.
Ищи попроще дураков,
словечками пугая.
Раздери хоть в крике рот,
моя губа – не дура».
И Пров от Климовых ворот
удалился хмуро.
С той поры –
      вся дружба впрах.
Пуста стоит завалинка.
Пров в темноту уйдет на шлях,
а Клим союзит валенки.

II

Приключилась раз в деньгах
нужда у Клима
      крайняя,
дожил до черного денька,
не глядя на старание…
Сгорела клуня, пал телок,
платить приспело продналог,
а цены –
        лезут книзу.
Вот Клим
         картошку поволок,
а Пров –
        в лабаз пшеницу.
Да по дороге
      спохватясь,
Клим
   повернул кобылу.
«Зачем мне зря буравить грязь,
трудить напрасно силу,
в город мне зачем везти,
зря добро бросая,
ведь за налог
      могу внести
я выигрышный за́ем.
А ведь при случае таком
совсем не так уж плохо
по восемь гривен с пятаком
платить
      за рубль налога».
Так и сделал, как сказал,
своей доволен мыслью:
свалил картошку вновь в подвал
и в город двинул рысью.
Продналог там заплатил
займом без убытка
и возок подворотил
к банку очень прытко.
Там билет принять в залог
даже очень рады,
так что Клим с излишком смог
все купить, что надо.
Справил Клим свои дела,
воротился к дому.
Вот – видать уже села
скирды и солому.
Счастлив Клим –
         беду избыл,
плуг привез из города.
Глядь –
       у Климовой избы
вкруг сгрудились бороды.
«Почему такой затор?» –
кличет Клим парнишку.
«Да у дяди Прова
            вор
сбузовал кубышку».
«Вот тебе и верный понт!» –
шамкнул дедка Ферапонт.
«Вот те вражья шутка!» –
взвизгнула Машутка.
Собрался весь Рачий брод,
шумен – что дуброва.
Сто советов каждый рот
дать готов для Прова.
Только Пров не чует свет,
увидавши Клима:
«Эх, давал мне друг совет,
пропустил я мимо!
Эх!
      Как буду помирать,
не уймусь от жалобы,
вот списал бы номера –
черта б вор украл бы!
Вижу,
   деньги в займе том
за стеной железною».
Клим,
   хлестнувши пыль кнутом,
молвил:
   «Соболезную!»
Он и впрямь жалел, простя
друга стародавнего.
А народ –
          тех двух крестьян
примерял да сравнивал.

III

Стал, как тень, шататься Пров,
горестью терзаем,
покорил его без слов
наш крестьянский за́ем.
Стала осень на дворе,
Пров – желтей соломы.
А у Климовых дверей
гость из исполкома.
Носогрейки закурив,
бают то да это.
Гость, все новости раскрыв,
стал читать газету.
Клим –
      глазком
         по тиражу…
Ухмыльнулся:
      дай, мол,
повернее погляжу,
нет моих ли займов?
Глядь:
   пятнадцать – сорок шесть
верно, точка в точку…
Номер этот мой и есть,
кличь жену и дочку!
Клим гудит, как барабан,
голова –
        в тумане:
«Хоть билет заложен в банк,
выйгрыш же в кармане!»
Вновь собрался Рачий брод
у счастливцевых ворот.
«Вот так вышел верный понт!» –
шамкнул дедка Ферапонт.
«Вот тебе и серия!» –
взвизгнула Лукерья.
Снова гомон, снова рты,
как ворота, расперты́.
Снова в город едет Клим.
Конь – худой и шаткий.
Ворочается к своим
на гладенькой лошадке.
Говорит он, что теперь
с каждою неделею
улучшаться будет, верь,
наше земледелие.
Что для каждого села,
где хозяйство худо,
банк поправит нам дела,
выдавая ссуду.
Что, с процентом возвратив
взятые гроши нам,
власть
   через кооператив
всюду даст машины.
с Провом Клим
         до темноты
вновь сидит на бревнах,
обсуждая «Бедноты»
ряд вопросов кровных.
Но теперь их различать
легче ребятишкам.
Климу:
   «Выигрыш» кричат,
Прову ж вслед:
      «Кубышка».
Чтоб тебя
        порочить так
было бы нельзя им –
каждый лишний свой пятак
вкладывай-ка в за́ем.

[1924]