Пуанкаре

Мусье!
    Нам
           ваш
         необходим портрет.
На фотографиях
         ни капли сходства нет.
Мусье!
    Вас
           разница в деталях
            да не вгоняет
                  в грусть.
Позируйте!
       Дела?
         Рисую наизусть.
По политике глядя,
Пуанкаре
    такой дядя. –
Фигура
    редкостнейшая в мире –
поперек
    себя шире.
Пузо –
    ест до́сыта.
Лысый.
Небольшого роста –
чуть
        больше
        хорошей крысы.
Кожа
          со щек
         свисает,
            как у бульдога.
Бороды нет,
         бородавок много.
Зубы редкие –
         всего два,
но такие,
    что под губой
               умещаются едва.
Физиономия красная,
            пальцы – тоже:
никак
           после войны
         отмыть не может.
Кровью
    двадцати миллионов
            и пальцы краснеют,
                     и на
волосенках,
        и на фрачной коре.
Если совесть есть –
         из одного пятна
крови
          совесть Пуанкаре.
С утра
            дела подают ему;
пересматривает бумажки,
            кровавит папки.
Потом
           отдыхает:
         ловит мух
и отрывает
       у мух
         лапки.
Пообрывав
        лапки и ножки,
едет заседать
           в Лигу наций.

Вернется –
         паклю
         к хвосту кошки
привяжет,
    зажжет
         и пустит гоняться.
Глядит
    и начинает млеть.
В голове
    мечты растут:
о, если бы
    всей земле
паклю
          привязать
               к хвосту?!
Затем –
    обедает,
         как все люди,
лишь жаркое
         живьем подают на блюде.
Нравится:
    пища пищит!
Ворочает вилкой
         с медленной ленью:
крови вид
    разжигает аппетит
и способствует пищеваренью.
За обедом
    любит
               полакать
молока.
Лакает бидонами, –
            бидоны те
сами
         в рот текут.
Молоко
    берется
         от рурских детей;
молочница –
            генерал Дегут.
Пищеварению в лад
переваривая пищу,
любит
           гулять
по дороге к кладбищу.
Если похороны –
         идет сзади,
тихо похихикивает,
         на гроб глядя.
Разулыбавшись так,
Пуанкаре
    любит
         попасть
            под кодак.
Утром
    слушает,
         от восторга горя, –
газетчик
    Парижем
         заливается
               в мили:
– «Юманите»!
         Пуанкаря
последний портрет –
              хохочет
                на могиле! –
От Парижа
       по самый Рур –
смех
        да чавк.
Балагур!
Весельчак!
Пуанкаре
    и искусством заниматься тщится.
Пуанкаре
    любит
               антикварные вещицы.
Вечером
    дает эстетике волю:
орамив золотом,
         глазками ворьими
любуется
    траченными молью
Версальским
           и прочими догово́рами.
К ночи
    ищет развлечений потише.
За день
    уморен
         делами тяжкими,
ловит
          по очереди
         своих детишек
и, хохоча
    от удовольствия,
                  сечет подтяжками.

Похлестывая дочку,
         приговаривает
                       меж ржаний:
– Эх,
           быть бы тебе
         Германией,
                  а не Жанной! –
Ночь.
         Не подчиняясь
         обычной рутине –
не ему
            за подушки,
         за одеяла браться, –
Пуанкаре
    соткет
         и спит
            в паутине
репараций.
Веселенький персонаж
держит
    в ручках
         мир
                наш.
Примечание.
Мусье,
    не правда ли,
            похож до нити?!
Нет?
        Извините!
Сами виноваты:
         вы же
не представились
         мне
               в мою бытность
                  в Париже.

[1923]