Парижанка

Вы себе представляете
            парижских женщин
с шеей разжемчуженной,
          разбриллиантенной
                   рукой…
Бросьте представлять себе!
           Жизнь –
               жестче –
у моей парижанки
       вид другой.
Не знаю, право,
         молода
            или стара она,
до желтизны
        отшлифованная
            в лощеном хамье.
Служит
   она
    в уборной ресторана –
маленького ресторана –
          Гранд-Шомьер.
Выпившим бургундского
          может захотеться
для облегчения
      пойти пройтись.
Дело мадмуазель
       подавать полотенце,
она
 в этом деле
      просто артист.
Пока
    у трюмо
      разглядываешь прыщик,
она,
 разулыбив
      облупленный рот,
пудрой подпудрит,
          духами попрыщет,
подаст пипифакс
       и лужу подотрет.
Раба чревоугодий
       торчит без солнца,
в клозетной шахте
       по суткам
            клопея,
за пятьдесят сантимов!
             (по курсу червонца
с мужчины
    около
       четырех копеек).
Под умывальником
           ладони омывая,
дыша
     диковиной
       парфюмерных зелий,
над мадмуазелью
       недоумевая,
хочу
 сказать
    мадмуазели:
   – Мадмуазель,
       ваш вид,
             извините,
               жалок.
На уборную молодость
          губить не жалко вам?
Или
 мне
   наврали про парижанок,
или
 вы, мадмуазель,
        не парижанка.
Выглядите вы
      туберкулезно
            и вяло.
Чулки шерстяные…
        Почему не шелка́?
Почему
   не шлют вам
         пармских фиалок
благородные мусью
        от полного кошелька? –
Мадмуазель молчала,
         грохот наваливал
на трактир,
    на потолок,
            на нас.
Это,
 кружа
    веселье карнавалово,
весь
 в парижанках
       гудел Монпарнас.

Простите, пожалуйста,
            за стих раскрежещенный
и
   за описанные
         вонючие лужи,
но очень
      трудно
         в Париже
          женщине,
если
 женщина
      не продается,
           а служит.

[1929]