Любовь

Мир
  опять
     цветами оброс,
у мира
    весенний вид.
И вновь
    встает
       нерешенный вопрос –
о женщинах
      и о любви.
Мы любим парад,
        нарядную песню.
Говорим красиво,
        выходя на митинг.
Но часто
    под этим,
         покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.
Поет на собранье:
        «Вперед, товарищи…
А дома,
    забыв об арии сольной,
орет на жену,
      что щи не в наваре
и что
   огурцы
      плоховато просолены.
Живет с другой –
         киоск в ширину,
бельем –
     шантанная дива.
Но тонким чулком
         попрекает жену:
– Компрометируешь
          пред коллективом. –
То лезут к любой,
        была бы с ногами.
Пять баб
    переменит
         в течение суток.
У нас, мол,
     свобода,
         а не моногамия.
Долой мещанство
        и предрассудок!
С цветка на цветок
         молодым стрекозлом
порхает,
    летает
       и мечется.
Одно ему
     в мире
        кажется злом –
это
  алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,
три года
    судиться рад:
и я, мол, не я,
и она не моя,
и я вообще
     кастрат.
А любят,
    так будь
        монашенкой верной –
тиранит
    ревностью
         всякий пустяк
и мерит
    любовь
       на калибр револьверный,
неверной
     в затылок
         пулю пустя.
Четвертый –
       герой десятка сражений,
а так,
   что любо-дорого,
бежит
   в перепуге
        от туфли жениной,
простой туфли Мосторга.
А другой
    стрелу любви
          иначе метит,
путает
    – ребенок этакий –
уловленье
     любимой
         в романические сети
с повышеньем
       подчиненной по тарифной сетке…
По женской линии
тоже вам не райские скинии.
Простенького паренька
подцепила
     барынька.
Он работать,
      а ее
        не удержать никак –
бегает за клёшем
        каждого бульварника.
Что ж,
   сиди
        и в плаче
          Нилом нилься.
Ишь! –
    Жених!
– Для кого ж я, милые, женился?
Для себя –
      или для них? –
У родителей
      и дети этакого сорта:
– Что родители?
        И мы
          не хуже, мол! –
Занимаются
      любовью в виде спорта,
не успев
    вписаться в комсомол.
И дальше,
     к деревне,
         быт без движеньица –
живут, как и раньше,
         из года в год.
Вот так же
     замуж выходят
           и женятся,
как покупают
      рабочий скот.
Если будет
     длиться так
          за годом годик,
то,
  скажу вам прямо,
не сумеет
     разобрать
         и брачный кодекс,
где отец и дочь,
       который сын и мама.
Я не за семью.
       В огне
          и в дыме синем
выгори
    и этого старья кусок,
где шипели
     матери-гусыни
и детей
    стерег
       отец-гусак!
Нет.
  Но мы живем коммуной
             плотно,
в общежитиях
       грязнеет кожа тел.
Надо
   голос
     подымать за чистоплотность
отношений наших
         и любовных дел.
Не отвиливай –
        мол, я не венчан.
Нас
  не поп скрепляет тарабарящий.
Надо
  обвязать
       и жизнь мужчин и женщин
словом,
    нас объединяющим:
             «Товарищи».

[1926]