Лев Толстой и Ваня Дылдин

Подмастерье
      Ваня Дылдин
был
  собою
     очень виден.
Рост
   (длинней моих стишков!) –
сажень
    без пяти вершков.
Си́лища!
    За ножку взяв,
поднял
    раз
      железный шкаф.
Только
    зря у парня сила:
глупый парень
       да бузила.
Выйдет,
    выпив всю пивную, –
переулок
    врассыпную!
Псы
  и кошки
      скачут прытки,
скачут люди за калитки.
Ходит
   весел и вихраст,
что ни слово –
        «в морду хряст».
Не сказать о нем двояко.
Общий толк один:
        – Вояка!

Шла дорога милого
через Драгомилово.
На стене –
      бумажный лист.
Огорчился скандалист.
Клок бумаги,
      а на ней
велено:
    – Призвать парней! –
«Меж штыков острых
Наш Союз –
      остров.
Чтоб сломить
      врагов окружие,
надобно
    владеть оружием.
Каждому,
    как клюква, ясно:
нечего баклуши бить,
надо в нашей,
      надо в Красной,
надо в армии служить».
С огорченья –
       парень скис.
Ноги врозь,
      и морда вниз.

Парень думал:
       – Как пойду, мол? –
Пил,
   сопел
      и снова думал,
подложив под щеку руку.
Наконец
    удумал штуку.
С постной миной
        резвой рысью
мчится
    Дылдин
        на комиссию.
Говорит,
     учтиво стоя:
Убежденьями –
        Толстой я.
Мне война –
       что нож козлу.
Я –
   непротивленец злу.
По слабости
      по свойской
я
   кровь
    не в силах вынести.
Прошу
   меня
      от воинской
освободить повинности.

Этаким
    непротивленцам
я б
  под спину дал коленцем.

Жива,
   как и раньше,
         тревожная весть:
– Нет фронтов,
       но опасность есть!
Там,
   за китайской линией,
грозится Чжанцзолиния,
и пан Пилсудский в шпорах
просушивает порох.
А Лондон –
       чемберленится,
кулак
   вздымать
       не ленится.
Лозунг наш
      ряду годов:
– Рабочий,
      крестьянин,
           будь готов!
Будь горд,
     будь рад
стать
   красноармейцам в ряд.

[1926]