Канцелярские привычки

Я
  два месяца
       шатался по природе,
чтоб смотреть цветы
            и звезд огнишки.
Таковых не видел.
        Вся природа вроде
телефонной книжки.
Везде –
     у скал,
        на массивном грузе
Кавказа
    и Крыма скалоликого,
на стенах уборных,
         на небе,
               на пузе
лошади Петра Великого,
от пыли дорожной
         до гор,
            где гро̀зы
гремят,
    грома потрясав, –
везде
   отрывки стихов и прозы,
фамилии
     и адреса.
«Здесь были Соня и Ваня Хайлов.
Семейство ело и отдыхало».
«Коля и Зина
       соединили души».
Стрела
    и сердце
        в виде груши.
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Комсомолец Петр Парулайтис».
«Мусью Гога,
парикмахер из Таганрога»
На кипарисе,
      стоящем века,
весь алфавит:
         абвгдежзк.
А у этого
     от лазанья
         талант иссяк.
Превыше орлиных зон
          просто и мило:
                   «Исак
Лебензон».
Особенно
     людей
        винить не будем.
Таким нельзя
       без фамилий и дат!
Всю жизнь канцелярствовали,
             привыкли люди.
Они
  и на скалу
        глядят, как на мандат.
Такому,
    глядящему
         за чаем
            с балконца,
как солнце
     садится в ча̀ще,
ни восход,
     ни закат,
         а даже солнце –
входящее
     и исходящее.
Эх!
  Поставь меня
         часок
            на место Рыкова,
я б
  к весне
      декрет железный выковал:
«По фамилиям
       на стволах и ска́лах
узнать
   подписавшихся малых.
Каждому
     в лапки
дать по тряпке.
За спину ведра –
и марш бодро!
Подписавшимся
        и Колям
           и Зинам
собственные имена
         стирать бензином.
А чтоб энергия
        не пропадала даром,
кстати и Ай-Петри
         почистить скипидаром.
А кто
   до того
       к подписям привык,
что снова
     к скале полез, –
у этого
      навсегда
        закрывается лик –
без».
Под декретом подпись
          и росчерк броский –
       Владимир Маяковский.

Ялта, Симферополь, Гурзуф, Алупка.

[1926]