Февраль

Стекались
     в рассвете
         ра́ненько-ра́ненько,
толпились по десять,
         сходились по сто́.
Зрачками глаз
      и зрачками браунингов
глядели
   из-за разведенных мостов.
И вот
      берем
     кто нож,
         кто камень,
дыша,
   крича,
      бежа.
Пугаем
   дома́,
      ощетинясь штыками,
железным обличьем ежа.
И каждое слово
      и каждую фразу,
таимую молча
      и шепотом,
выпаливаем
     сразу,
в упор,
   наотмашь,
        оптом.
– Куда
   нашу кровь
        и пот наш деваете?
Теперь усмирите!
        Чёрта!
За войны,
    за голод,
        за грязь издевательств –
мы
  требуем отчета! –
И бросили
     царскому городу
плевки
   и удары
      в морду.
И с неба
    будто
      окурок на́ пол –
ободранный орел
        подбитый пал,
и по его когтям,
      по перьям
           и по лапам
идет
  единого сменившая
           толпа.
Толпа плывет
      и вновь
         садится на́ мель,
и вновь плывет,
         русло
         меж камня вырыв.
«Вихри враждебные веют над нами…»
«Отречемся от старого мира…»
Знамена несут,
      несут
         и несут.
В руках,
   в сердцах
        и в петлицах – а́ло.
Но город – вперед,
            но город –
              не сыт,
но городу
     и этого мало.
Потом
   постепенно
пришла степенность…
Порозовел
     постепенно
         февраль,
и ветер стихнул резкий.
И влез
   на трон
      соглашатель и враль
под титулом:
     «Мы –
         Керенский».
Но мы
       ответили,
      гневом дыша:
– Обратно
     земной
        не завертится шар.
Слова
   переделаем в дело! –
И мы
     дошли,
     в Октябре заверша
то,
  что февраль не доделал.
  

[1927]