Две культуры

Пошел я в гости
          (в те года),
не вспомню имя-отчества,
но собиралось
      у мадам
культурнейшее общество.
Еда
 и поэтам –
вещь нужная.
И я
 поэтому
сижу
    и ужинаю.
Гляжу,
   культурой поражен,
умильно губки сжав.
Никто
      не режет
         рыб ножом,
никто
     не ест с ножа.
Поевши,
      душу веселя,
они
 одной ногой
разделывали
        вензеля,
увлечены тангой.
Потом
   внимали с мужеством,
упившись
    разных зелий,
романсы
       (для замужества!)
двух мадмуазелей.
А после
   пучили живот
утробным
    низким ржаньем,
слушая,
   кто с кем живет
и у кого
      на содержании.
Графине
      граф
      дает манто,
сияет
     снег манжет…
Чего еще?
    Сплошной бонтон.
Сплошное бламанже.
Гостям вослед
      ушли когда
два
 заспанных лакея,
вызывается
    к мадам
кухарка Пелагея.
«Пелагея,
       что такое?
где еще кусок
         жаркое?!»
Мадам,
   как горилла,
орет,
    от гнева розовая:
«Снова
   суп переварила,
некультурное рыло,
дура стоеросовая!»
Так,
 отдавая дань годам,
поматерив на кухне,
живет
   культурная мадам
и с жиру
      мордой пухнет.
В Париже
        теперь
           мадам и родня,
а новый
   советский быт
ведет
     работницу
          к новым дням
от примусов
       и от плит.
Культура
       у нас –
           не роман да балы,
не те
    танцевальные пары.
Мы будем
    варить
       и мыть полы,
но только
       совсем не для барынь.
Работа
   не знает
         ни баб, ни мужчин,
ни белый труд
      и не черный.
Ткачихе с ткачом
       одинаковый чин
на фабрике
    раскрепощенной.
Вглубь, революция!
           Нашей стране
другую
   дорогу
      давая,
расти
    голова
       другая
          на ней,
осмысленная
         и трудовая.
Культура
       новая,
         здравствуй!
Смотри
   и Москва и Харьков –
в Советах
    правят государством
крестьянка
    и кухарка.

[1928]