Госпожа и две служанки

  У Барыни, старушки кропотливой,
   Неугомонной и брюзгливой,
Две были девушки, Служанки, коих часть
  Была с утра и до глубокой ночи,
   Рук не покладывая, прясть.
   Не стало бедным девкам мочи:
   Им будни, праздник – всё равно;
   Нет угомона на старуху:
Днем перевесть она не даст за пряжей духу;
Зарей, где спят еще, а уж у них давно
   Пошло плясать веретено.
Быть может, иногда б старуха опоздала:
  Да в доме том проклятый был петух:
   Лишь он вспоет – старуха встала,
Накинет на себя шубейку и треух,
   У печки огонек вздувает,
  Бредет, ворча, к прядильщицам в покой,
Расталкивает их костлявою рукой,
   А заупрямятся, – клюкой,
И сладкий на заре их сон перерывает.
    Что будешь делать с ней?
  Бедняжки морщатся, зевают, жмутся
  И с теплою постелею своей,
  Хотя не хочется, а расстаются;
На-завтрее опять, лишь прокричит петух,
  У девушек с хозяйкой сказка та же:
   Их будят и морят на пряже.
   «Добро же ты, нечистый дух!»
Сквозь зубы пряхи те на петуха ворчали:
«Без песен бы твоих мы, верно, боле спали;
   Уж над тобою быть греху!»
  И, выбравши случа́й, без сожаленья,
Свернули девушки головку петуху.
Но что ж? Они себе тем ждали облегченья;
   Ан в деле вышел оборот
     Совсем не тот:
То правда, что петух уж боле не поет –
    Злодея их не стало:
Да Барыня, боясь, чтоб время не пропало,
Чуть лягут, не дает почти свести им глаз
И рано так будить их стала всякий раз,
Как рано петухи и сроду не певали.
   Тут поздно девушки узнали,
Что из огня они, да в полымя попали.

Так выбраться желая из хлопот,
Нередко человек имеет участь ту же:
   Одни лишь только с рук сживёт,
   Глядишь – другие нажил хуже!