Три сестры

Как воды далеких озер
За темными ветками ивы,
Молчали глаза у сестер,
А все они были красивы.
Одна, зачарована богом
Жестоких людских образов,
Стояла под звездным чертогом
И слушала полночи зов.

А та замолчала навеки,
Душой простодушнее дурочки,
Боролися черные веки
С зрачками усталой снегурочки.
Лукавый язык из окошка на птичнике
Прохожего дразнит цыгана,
То, полная песен язычника,
Молчит на вершине кургана.

Она серебристые глины
Любила дикарского тела,
На сене, на стоге овина
Лежать – ей знакомое дело.
И, полная неба и лени,
Жует голубые цветы.
И в мертвом засохнувшем сене
Плыла в голубые черты.

Порой, быть одетой устав,
Оденет речную волну,
Учить своей груди устав
Дозволит ветров шалуну.
Она одуванчиком тела
Летит к одуванчику мира.
И сказка ручейная пела,
Глаза человека – секира.

И в пропасть вечернего неба
Смотрели девичьи глаза,
И волосы черного хлеба
От ветра упали назад.
Была точно смуглый зверок,
Где синие блещут глазенки,
Небес синева, как намек,
Блеснет на ресницах теленка.

И волосы – золота темного мед –
Похожи на черного солнца восток;
Как черная бабочка небо сосет
И хоботом узким пьет неба цветок.
И неба священный подсолнух,
То золотом черным, то синим отливом
Блеснет по разметанным волнам,
Проходит, как ветер по нивам.

Идет, как священник, и темной рукой
Дает темным волнам и сон и покой.
То, может быть, Пушкин иль Ленский
По ниве идут деревенской.
И слабая кашка запутает ноги
Случайному гостю сельской дороги.

Другая окутана сказкой
Умерших <недавно> событий.
К ней тянутся часто за лаской
Другого дыхания нити.
Она величаво, как мать,
Проходит сквозь призраки вишни
И любит глаза подымать,
Где звезды раскинул Всевышний.

Дрожали лучи поговоркою,
И время столетьями цедится,
И смотрит задумчиво-зоркая,
Как слабо шагает Медведица.
И дышит старинная вольница,
Ушкуйницы гордая стать.
О, строгая ликом раскольница,
Поморов отшельница-мать.

Стонавших радостно черемух
Зовет бушующий костер.
Там, в стороне от глаз знакомых,
Находишь, дикая, шатер.
И точно хохот обезьяны,
Взлетели косы выше плеч.
И ветров синие цыганы
Ведут взволнованную речь.
Чтоб мертвецы забыли сны,
Она несет костер весны,
Его накинула на плечи,
Забывши облик человечий.

30 марта 1920, 1922