Памяти Анненского

К таким нежданным и певучим бредням
  Зовя с собой умы людей,
Был Иннокентий Анненский последним
  Из царскосельских лебедей.

Я помню дни: я, робкий, торопливый,
  Входил в высокий кабинет,
Где ждал меня спокойный и учтивый,
  Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,
  Как бы случайно уроня,
Он вбрасывал в пространства безымянных
  Мечтаний – слабого меня.

О, в сумрак отступающие вещи
  И еле слышные духи,
И этот голос, нежный и зловещий,
  Уже читающий стихи!

В них плакала какая-то обида,
  Звенела медь и шла гроза,
А там, над шкафом, профиль Эврипида
  Cлепил горящие глаза.

…Скамью я знаю в парке; мне сказали,
  Что он любил сидеть на ней,
Задумчиво смотря, как сини дали
  В червонном золоте аллей.

Там вечером и страшно и красиво,
  В тумане светит мрамор плит,
И женщина, как серна боязлива,
  Во тьме к прохожему спешит.

Она глядит, она поет и плачет,
  И снова плачет и поет,
Не понимая, что все это значит,
  Но только чувствуя – не тот.

Журчит вода, протачивая шлюзы,
  Сырой травою пахнет мгла,
И жалок голос одинокой музы,
  Последней – Царского Села.