Из еврейской поэзии

Ицхок Лейбуш Перец. Библейский мотив

Крадется к городу впотьмах
Коварный враг.
Но страж на башенных зубцах
Заслышал шаг.

Берет трубу,
Трубит во всю мочь.
Проснулась ночь.
Все граждане – прочь
С постели! Не встал лишь мертвец в гробу.

И меч
Говорит
Всю ночь.

Бой в каждом дому,
У каждых ворот.

– За мать, за жену!
– За край, за народ!

За право и вольность – кровавый бой,
Бог весть – умрем или победим,
Но долг свой выполнил часовой,
И край склоняется перед ним.

Не спавшему – честь!
Подавшему весть,
Что воры в дому, –
Честь стражу тому!

Но вечный укор,
Но вечный позор,
Проклятье тому –
Кто час свой проспал
И край свой застал
В огне и в дыму!

Ицхок Лейбуш Перец. Сердце

С сердцем чистым и горячим
Этот мальчик взрос.
У людей на это сердце
Непрерывный спрос.

За живой кусочек сердца,
Теплый, развесной,
Платят женщины – улыбкой,
Девушки – слезой,

Люд читательский – полушкой,
Богатей – грошом.
И растет поэту слава –
Сердце хорошо!

Так и шло, пока не вышло
Сердце, – ни крохи!
И пришлось поэту спешно
Прекратить стихи.

Ицхок Лейбуш Перец. Санки

– О чем, ну, о чем, мой цветочек?
Не жаль тебе розовых щечек?
Не жаль – голубого глазка?
– Тоска!

– Прогоним! Пусть тетушку точит!
А мы – позабавимся! Хочешь,
На санках тебя прокачу?
– Хочу!

– Теплее закутайся, птичка!
На ручки надень рукавички
И носика не заморозь!
– Небось!

– Назад не гляди – сделай милость!
Уже не одна закружилась
Головка от быстрой езды!
– Следи!

– Конь голубя бьет в полете!
А ну как на повороте
Нас вывалит из саней?
– Скорей!

– Уже городские башни
Пропали. Тебе не страшно,
Что сгинул родимый дом?
– Вдвоем?

Конь шалый, ямщик неловкий.
Легко потерять головку
От эдакой быстроты!
– Есть – ты!

– Конь – сокол ширококрылый!
Все веки запорошило –
Где Запад и где Восток?
– Восторг!

– Откуда в степи пригорок?
А ну, как с горы да в прорубь –
Что скажешь в последний миг?
– Шутник!

– А вдруг на Москву – дорога?
В тот город, где счастья – много,
Где каждый растет большим?
– Спешим!

– Все стихло. Мороз не колет…
Умаялся колоколец.
Нас двое не спит в ночи…
– Молчи!

Герш Вебер Данте

Ты говоришь о Данта роке злобном
И о Мицкевича любившей мгле.
Как можешь говорить ты о подобном
Мне – горестнейшему на всей земле!

Ужели правды не подозреваешь
И так беды моей не видишь ты,
Что розы там с улыбкой собираешь,
Где кровь моя обрызгала шипы.

Герш Вебер Тропы бытия

На трудных тропах бытия
Мой спутник – молодость моя.

Бегут как дети по бокам
Ум с глупостью, в середке – сам.

А впереди – крылатый взмах:
Любовь на золотых крылах.

А этот шелест за спиной –
То поступь Вечности за мной.

Ф. Корн «О, кто бы нас направил…

О, кто бы нас направил,
О, кто бы нам ответил?
Где край, который примет
Нас с нерожденным третьим?

Бредем и не находим
Для будущего яслей.
Где хлев, который впустит
Тебя со мной, меня с ним…

Уже девятый месяц
Груз у меня под сердцем,
Он скоро обернется
Ртом – ужасом разверстым.

Идем – который месяц –
Куда – не знаем сами.
Деревья по дорогам
Нам чудятся крестами.

Увы, одни деревья
Протягивают руки
Младенческому крику
И материнской муке.

Хоть листьями оденьте!
Хоть веточкой укройте!
Хоть щепочку на люльку!
Хоть досточку на койку!

Кто молится младенцу?
Кто матерь величает?
Мир моего младенца
Предательством встречает.

Любой ему Иуда
И крест ему сосновый
На каждом перекрестке
Заране уготован.

Все, все ему готово:
Путь, крест, венец, гробница
Под стражею – да негде
Ему на свет родиться.

О, счастлива Мария,
В сенном благоуханье
Подставившая Сына
Воловьему дыханью!

Бреду тяжелым шагом,
Раздавленная ношей,
Которую надежду
Стирая под подошвой?

Кто мающихся примет,
Двух, с третьим нежеланным?
На всей земле им нету
Земли обетованной.

Бдят воины с мечами
На всех путях и тропах –
– Кто вы? Куда – откуда?
Ложь! Подавайте пропуск!

Жгут очи, роют руки.
Рты ненавистью дышат.
– Вот истина! – Не видят.
– О, смилуйтесь! – Не слышат.

Все: обувь, косы, уши, мысли
С находчивостью злой
Обыскано. Но мало
Им, подавай утробу.

А ну, как это чрево,
По тропам каменистым
Влачимое, мессией
Взорвете – коммунистом?

Где край, который примет,
Очаг, который встретит,
Вертеп, который впустит
Нас – с нерожденным третьим?

Стихи неизвестных поэтов

Волк и коза

Отощав в густых лесах,
Вышел волк на снежный шлях,
И зубами волк –
Щелк!

Ишь, сугробы намело!
За сугробами – село.
С голоду и волк – лев.
Хлев.

По всем правилам подкоп.
Вмиг лазеечку прогреб,
К белым козам старый бес
Влез.

Так и светятся сквозь темь!
Было восемь – станет семь.
Волчий голод – козий гроб:
Сгреб.

Мчится, мчится через шлях
Серый с белою в зубах,
Предвкушает, седоус,
Вкус.

– Молода еще, Герр Вольф!
(Из-под морды – козья молвь.)
Одни косточки, небось!
Брось!

– Я до всяческой охоч!
– Я одна у мамы – дочь!
Почему из всех – меня?
Мя-я-я…

– Было время разбирать,
Кто там дочь, а кто там мать!
Завтра матушку сожру.
Р-р-р-у!

– Злоумышленник! Бандит!
Где же совесть? Где же стыд?
Опозорю! В суд подам!
– Ам!

Моя песня и я

Еще я молод! Молод! Но меня:
Моей щеки румяной, крови алой –
Моложе – песня красная моя!
И эта песня от меня сбежала

На жизни зов, на времени призыв.
О как я мог – от мысли холодею! –
Без песни – мог? Ведь только ею жив!
И как я мог не побежать за нею!

О как я мог среди кровавых сеч
За справедливость и людское право,
Как инвалид, свои шаги беречь
И на подмостках красоваться павой?

О песнь моя, зовущая на бой!
Багряная, как зарево пожарищ!
На каждой демонстрации с тобой
Шагаю – как с товарищем товарищ.

Да, ты нужна, как воздух и как злак.
Еще нужней – моя живая сила.
Я рядовым пришел под красный флаг
За песней, что меня опередила.

Плотогон

В моей отчизне каждый
Багром и топором
Теперь работать волен,
Как я – своим пером.

Взгляни на плотогона!
Как бронзовый колосс
Стоит – расставив ноги!
Такой – доставит тес!

Работает шестом
Он – что скрипач смычком!

Когда в своем затворе
Сижу над словарем,
И бьюсь – и еле-еле
Уже вожу пером –

Я знаю: на реке
Есть те: с шестом в руке!

И если над строкою
Я слеп, и сох, и чах –
То лишь затем, чтоб пели
Меня – на всех плотах!

Дитя и собака

Ребенок – великое счастье в доме,
Сокровище! Праздник! Звезда во мгле!
Ведь выжил твой сын, не зачах, не помер, –
Чего ж ты толкуешь о горе и зле?

– Ни денег, ни времени нет, соседка!
Унять его нужно, – а бьешь за плач,
Сказать ему нужно, – не дом, а клетка.
Играть ему нужно, – из тряпки – мяч.

Сокровище, да не по жизни нашей.
С утра до полуночи крик да рев,
Ему опостылела наша каша
С приправой из ругани и пинков.

Всё вместе: столовая, кухня, спальня.
Обои облуплены, шкаф опух,
Скамейка расслаблена, печь печальна.
В окно никогда не поет петух.

Восход ли, закат ли – все та же темень
Прорехи, и крохи, и смрад и пот –
Вот счастье, сужденное бедным семьям.
Все прочие радости – для господ!

Вот был бы ты песиком, на собачку
Охотников много меж праздных бар.
Забыл бы трущобу и маму-прачку…
Но нету купца на такой товар.

Стихи белорусских евреев

Песня про собаку и ребенка

Тихо-смирно лежи в своей торбочке, пес,
Не скребись, не возись, мой щенок.
От кондукторских глаз спрячь и ушки и нос, –
Безбилетного дело – молчок.

Я продам тебя в городе господам
На хорошую жизнь, – сыть да гладь, –
Хоть и жалость, и горечь, и просто срам
Мне за деньги тебя продавать.

Блохи выведутся. Будешь чесан и мыт
– Позабудешь село и поля.
Поболит, поболит – а потом отболит,
Позабудешь ты скоро меня.

Облаченный в суконное пальтецо,
Отречешься от брата-пса.
Каковы богачи – таковы их псы:
Будешь нищего гнать с крыльца.

Позабудешь кличку свою – Буян,
Будешь зваться как барский сын.
Будет песик мой зваться как мальчуган,
А питаться – как господин.

Попрощаться – мне лапу подашь. Любя –
С расставанием поспешу.
А на деньги за проданного тебя
Башмаки куплю малышу.

Февраль 1941

Мельница

И снова над струей тяжелой
В зеленой ивовой тени
Та мельница, что в оны дни
Баллады для меня молола.

Молола демонов сердитых,
Гнездившихся в моей груди,
А ныне только шум воды
Промалывает запах жита.

Весна на Сороти. Отпетых
Буянов шайка топит пса.
О чем, скажи, твоя слеза
Над глубиною сельской Леты?

Но псу не хочется в могилу.
Смотри – как зелено кругом!
Пыль, сыплемая колесом,
Совсем глаза запорошила.

Стою на искрящейся травке,
Под небом, пахнущем землей.
У ветхой мельницы гнилой…
Зачем ребята топят шавку?

Бросается в речную заводь
Зеленая лесная мгла.
Но с дна дремучего – всплыла,
И долго ей придется плавать.

Ночами, назло человеку,
Здесь водят рыбы хоровод.
Мечтаю, юный сумасброд,
Что мельница смолола – реку…

Тот хлеб, который пекарь выпек,
Рожден из пыли водяной…
И, многое поняв, – домой
По раковинам от улиток.