Автобус

Препонам наперерез
Автобус скакал как бес.
По улицам, ýже сноски,
Как бес оголтелый несся
И трясся, как зал, на бис
Зовущий, – и мы тряслись –
Как бесы. Видал крупу
Под краном? И врозь, и вкýпе –
Горох, говорю, в супу
Кипящем! Как зёрна в стýпе,
Как вербный плясун – в спирту,
Как зубы в ознобном рту!

Кто – чем тряслись: от трясни
Такой – обернувшись люстрой:
Стеклярусом и костьми –
Старушка, девица – бюстом
И бусами, мать – грудным
Ребенком, грудной – одним
Упитанным местом. Всех
Трясло нас, как скрипку – трелью!
От тряса рождался – смех,
От смеху того – веселье
Безбожно-трясомых груш:
В младенчество впавших душ.

Я – в юность: в души восторг!
В девичество – в жар тот щёчный:
В девчончество, в зубный свёрк
Мальчишества, словом
  – точно
Не за город тот дударь
Нас мчал – а за календарь.

От смеха рождалась лень
И немощь. Стоять не в силах,
Я в спутнический ремень
Товарищески вцепилась.

Хоть косо, а напрямик –
Автобус скакал, как бык
Встречь красному полушалку.
Как бык ошалелый, мчался,
Пока, описавши крюк
Крутой, не вкопался вдруг.

…И лежит, как ей повелено –
С долами и взгорьями.
Господи, как было зелено,
Гóлубо, лазорево!

Отошла январским оловом
Жизнь с ее обидами.
Господи, как было молодо,
Зелено, невиданно!

Каждою жилою – как по желобу –
Влажный, тревожный, зеленый шум.
Зелень земли ударяла в голову,
Освобождала ее от дум.

Каждою жилою – как по желобу –
Влажный, валежный, зеленый дым.
Зелень земли ударяла в голову,
Переполняла ее – полным!

Переполняла теплом и щебетом –
Тáк, что из двух ее половин
Можно бы пьянствовать, как из черепа
Вражьего – пьянствовал славянин.

Каждый росток – что зеленый розан,
Весь окоём – изумрудный сплав.
Зелень земли ударяла в ноздри
Нюхом – так буйвол не чует трав!

И, упразднив малахит и яхонт:
Каждый росток – животворный шприц
В oкo: – тáк сокол не видит пахот!
В ухо: – тáк узник не слышит птиц!

Позеленевшим, прозревшим глазом
Вижу, что счастье, а не напасть,
И не безумье, а высший разум,
С трона сшед – на четвереньки пасть…

Пасть и пастись, зарываясь носом
В трáву – да был совершенно здрав
Тот государь Навуходоносор –
Землю рыв, стебли ев, траву жрав –

Царь травоядный, четвероногий,
Злаколюбивый Жан-Жаков брат…
Зелень земли ударяла в ноги –
Бéгом – донес бы до самых врат

Неба…
  – Все соки вобрав, все токи,
Вооруженная, как герой…
– Зелень земли ударяла в щеки
И оборачивалась – зарей!

Боже, в тот час, под вишней –
С разумом – чтó – моим,
Вишенный цвет помнившей
Цветом лица – своим!

Лучше бы мне – под башней
Стать, не смешить юнца,
Вишенный цвет принявши
За своего лица –

Цвет…

«Седины»? Но яблоня – тоже
Седая, и сед под ней –
Младенец…
  Всей твари Божьей
(Есть рифма: бедней – родней) –

От лютика до кобылы –
Роднее сестры была!
Я в руки, как в рог, трубила!
Я, кажется, прыгала?

Так веселятся на карусели
Старшие возрасты без стыда:
Чувствую: явственно порусели
Волосы: проседи – ни следа!

Зазеленевшею хворостиной
Спутника я, как гуся, гнала.
Спутника белая парусина
Прямо-таки – паруса была!

По зеленям, где земля смеялась, –
Прежде была – океана дном! –
На парусах тех душа сбиралась
Плыть – океана за окоём!

(Как топорщился и как покоился
В юной зелени – твой белый холст!)
Спутник в белом был – и тонок в поясе,
Тонок в поясе, а сердцем – толст!

Не разведенная чувством меры –
Вера! Аврора! Души – лазурь!
Дура – душа, на какое Пéру
Не уступалось – души за дурь?

Отяжелевшего без причины
Спутника я, как дитя, вела.
Спутницы смелая паутина
Прямо-таки – красота была!

И вдруг – огромной рамой
К живому чуду – Аз –
Подписанному – мрамор:
Ворота: даль и глаз

Сводящие. (В сей рамке
Останусь вся – везде.)
He к ферме и не к замку,
А сами по себе –

Ворота… Львиной пастью
Пускающие – свет.
– Куда ворота? – В счастье,
Конечно! – был ответ

(Двойной)…

Счастье? Но это же там, – на Севере –
Где-то – когда-то – простыл и след!
Счастье? Его я искал в клевере,
На четвереньках! четырех лет!

Четырехлистником! В полной спорности:
Три ли? Четыре ли? Полтора?
Счастье? Но им же – коровы кормятся
И развлекается детвора

Четвероногая, в жвачном обществе
Двух челюстей, четырех копыт.
Счастье? Да это ж – ногами топчется,
А не воротами предстоит!

Потом была колода –
Колодца. Басня – тá:
Поток воды холодной
Колодезной – у рта –

И мимо. Было мало
Ей рта, как моря – мне,
И всё не попадала
Вода – как в странном сне,

Как бы из вскрытой жилы
Хлеща на влажный зём.
И мимо проходила
Вода, как жизни – сон…

И, утеревши щеки,
Колодцу – Знаю, друг,
Что сильные потоки –
Сверх рта и мимо рук

Идут!..

И какое-то дерево облаком целым –
– Сновиденный, на нас устремленный обвал…
«Как цветная капуста под соусом белым!» –
Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.

Этим словом – гуда громовее, чем громом
Пораженная, прямо сраженная в грудь:
– С мародером, с ворóм, но не дай с гастрономом,
Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!

Мародер оберет – но лица не заденет,
Живодер обдерет – но душа отлетит.
Гастроном ковырнет – отщипнет – и оценит –
И отставит, на дальше храня аппетит.

Мои кольца – не я: вместе с пальцами скину!
Моя кожа – не я: получай на фасон!
Гастроному же – мозг подавай, сердцевину
Сердца, трепет живья, истязания стон.

Мародер отойдет, унося по карманам –
Кольца, цепи – и крест с отдышавшей груди.
Зубочисткой кончаются наши романы
С гастрономами.
  Помни! И в руки – нейди!

Ты, который так царственно мог бы – любимым
Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) –
Неким цветно-капустным пойдешь анонимом
По устам: за цветущее дерево – мщу.

Апрель 1934 – июнь 1936