Вещанье

Мы плыли по светлой вечерней воде,
Все были свои, и чужого нигде,
А волны дробились в своей череде.

Живые они, голубые

Играли мы веслами, чуть шевеля,
Далеко, далеко осталась земля.
Бел Сокол – названье того Корабля.

Родные на нем, все родные.

Сидел у руля златоокий Пророк,
И был он как будто совсем одинок,
И страшный внезапно пропел он намек.

Морские в нем страсти, морские.

  Год скрепился, день сосчитан, миг бежит и не вернется,
    Час назначен, в диком плаче словно пыль взметнутся все,
  Кто тебе казался Богом, волколаком обернется,
    Сорок громов, водоемов, сорок молний в их красе.
  Бойтесь, бойтесь! Безвозвратно! Ничего уж не исправишь!
    Все убитые – восстали. Все задавленные – тут.
  Горше всех лукавств убогих – что теперь еще лукавишь,
    А глаза твои как щели, сам себе назначил суд.

  Сядешь – пламень, ляжешь – камень, в пропасть кинешься – замкнется,
    В ночь склубишься – сорок молний миру выявят уклон,
  Вся Вселенная смутится, и в седой клубок свернется.
    Слышишь громы? Сорок громов! Падай, падай осужден!

Был бледен и страшен Пророк у руля,
И все мы дрожали, вещаньям внемля,
И волны качали оплот Корабля.

Живые они, голубые.

Мы поняли, что он хотел нам сказать,
О бездне скорбел он, скользя через гладь,
Мы в Свете, но Бездна должна отстрадать.

Родные грехи нам, родные.

Мы плыли по тихой и светлой воде,
Все было свое, и чужого нигде,
Молитву мы пели Вечерней Звезде.

Мария! Мария! Мария!