Упрекающему меня

Может быть, судить я вовсе недостоин,
Может быть, что гнев совсем не мой удел,
Сладкопевец я, создатель дум, не воин,
Штык не поднимал, в окопах не сидел.

Может быть, ты прав; Красивее величье,
Помнить высоту, и все прощать в других.
Быть как Океан, в пустыне безразличья
Накоплять волну, роняя в Вечность стих.

Нет, я не могу, в зеркало покоя,
Не смотрясь в него, роняю – вот – разбил.
Миллионы душ в тисках огня и зноя,
Петь, как раньше пел, сейчас нельзя, нет сил.

Не судить хочу, но только всею болью
Раненой души я должен восстонать,
Что постыден тот, кто к своему раздолью
Допустил врага, не защищая Мать.

Каждому из нас таинственная Пряха
Выпрядет удел. Но знаю лишь одно: –
В Море я тонул, не ощущая страха,
Океан решил – не взял меня на дно.

Смерти пожелав, измерил высоту я,
Ясный, падал вниз, бросая мир людской.
Рок так пожелал, что здесь напевы тку я,
Но пишу стихи я сломанной рукой.

Рок пошлет в огонь, – и ринусь я с размаха,
Ибо не пойму, как можно трусом быть.
Знаю острие единого лишь страха: –
Страшно низким стать, и сердце ослепить.

Так пойми же ты, что сердце в них слепое,
В тех, кто не хотел за свой вступиться Дом.
И они себя слепят еще и вдвое,
Отрекаясь быть с им посланным крестом.

12 октября