Шахматная сказка

Шахматная 

Жил офицер - сторонник чести; 
о нём скажу без всякой лести: 
вам благородней не сыскать, 
и то, в расчёт коль сказки брать. 

Мундир всегда на нём отглажен, 
шеврон, погоны, аксельбант... 
Солдатом он прослыл отважным, 
и на балах он видный франт. 

Друзья прозвали "трижды белым" - 
он в белой армии служил, 
по полю белому ходил, 
душою был он чище мела. 

В бою проворней его нет, 
а в танце двигался он плавно; 
чтил с детства светский этикет, 
был офицером с буквы главной. 

Хоть говорили мастера: 
"Не офицер, мол, это слон." - 
на то не обижался он, 
всё это жизни мишура. 

* 
В то время шла война лихая. 
Как к Богу в гости, в бой он шёл. 
А меж боями отдыхая, 
романы с барышнями вёл. 

Вот, накануне страшной битвы, 
когда в полках слышны молитвы, 
герой мой выглядит достойно, - 
пошёл гулять себе спокойно. 

Холмами шёл по бездорожью, 
в низине тропкою кривой, 
близ деревушки - полем-рожью, 
да как-то в лес, само собой.

Уж время заполночь. Бредёт 
по берегу лесной речушки. 
В кустах мелькнула тень девчушки, 
мой "трижды белый" тихо ждёт. 

Не девочка, краса-девица 
пред ним предстала в цвете лет. 
Взгляд отвести желанья нет, 
персты - ко лбу, перекреститься. 

Та лёгкой поступью идёт, 
как лебедь белая плывёт, 
чуть жив солдат, увидел он 
младого тела эталон. 

Одежды сбросила и плечи, 
под лунным светом глаз слепят. 
Она идёт купаться к речке, 
не зная, что за ней следят. 

Тиха вода, безмолвен лес, 
на небе месяц - жёлтый рог, 
и даже ангел бы с небес 
желанья побороть не смог. 

В речушку забралась девица, 
плескалась, нежилась водой, 
а мой лазутчик удалой, 
готовый в пору утопиться, 

выходит к ней он повиниться 
за то, что зрел исподтишка 
на то, что спрятала река, 
чуть только смей он появиться. 

И бравый, храбрый офицер, 
как провинившийся мальчишка 
за ней бежит, смущённый слишком... 
На этот раз подвёл прицел. 

Её догнал уж у опушки, 
желал смиренно разузнать - 
где он найдёт свою подружку 
и как при встрече называть. 

Солдат, в боях неуязвимый, 
тут взглядом девы был сражён, 
забыл вопрос необходимый. 
Ежу понятно - он влюблён. 

Мне вам не нужно объяснять, 
что сон прошёл той ночью мимо, 
пред боем спать необходимо, 
да где ему теперь понять.
 
* 
С утра, туман рассеяв рано 
своею дробью, барабаны, 
под стяги выстроив полки, 
зовут примкнуть к стволам штыки. 

Бойцы огромной белой силы 
готовы в бой и грезят тут 
не то, как будут рыть могилы, - 
о том, как чёрные падут. 

Все, на лице с кривой усмешкой, 
на чёрных глядя издаля, 
всяк знает, до последней пешки, 
пленит он лично короля. 

Герой мой, бледный, будто стенка, 
смахнув с клинка следы росы, 
с лицом угрюмым встал в шеренгу, 
невмочь забыть тех глаз красы. 

Вот пушки выплюнули дым, 
на битву всех благословляя, 
и две армады разделяют 
всего сто ярдов с небольшим. 

По правилам - шанс первый белым. 
И королевских пешек полк 
на Е-4 марш-бросок 
традиционно сделал смело. 

И завязалася резня: 
повсюду крики, стоны, вопли... 
Пехота с флангов жмёт коня... 
На всех давно мундиры взмокли. 

Ладья с резерва введена, 
повсюду дым мешает драться. 
Стратегия у всех одна - 
не дать врагу рокироваться. 

Картечь визжит, плоть разрывая. 
Второй пехотный полк разбит. 
Стоит задачею гамбит, 
а значит души не считают.
 
Пехота мнёт собой редут, 
здесь горы тел лежат буквально, 
всяк труп свинцом напичкан тут, - 
гамбит разыгран идеально. 

Салат из плоти и металла… 
Средь суеты людской, устало, 
спустясь с небес на поля твердь, 
с косой спокойно ходит смерть. 

Но я слежу за "трижды белым": 
разбит висок, в крови нога, 
маневром он проник умелым 
диагональю в стан врага. 

Забыв о том, что сам в капкане, 
о славе Господа моля, 
не жаждет встретить в этом стане 
беспомощного короля. 

Его мечта с ладьёй сразиться, 
иль с офицером и конём, 
пусть нападают хоть втроём, 
их он заставит удивиться. 

Спина мелькнула за шатром, 
в мозгу прошёл догадки гром: 
так это ж чёрный ферзь спиной, 
на поле белом - значит мой. 

Об этом даже не мечтал, 
но в спину бить его не стал, 
и подойдя к нему вплотной, 
позвал его на честный бой. 

Ферзь обернулся. Боже правый! 
Тебя об этом не просил. 
И офицер мой, воин бравый, 
покорно саблю опустил. 

Стоит он перед тою девой, 
не то герой он, не то шут, 
ведь в кругу узком королевой 
любители ферзя зовут. 

Вторично взглядом он контужен, 
награды, слава - разом в тлен. 
Хотел назваться её мужем, 
не так мечтал ей сдаться в плен.
 
Губу до крови прокусить? 
Завыть в бессилии и злобе? 
Ведь он обязан прострелить 
немедля грудь своей зазнобе. 

В пучине глаз сейчас утонет. 
Он за ночь прОжил с ней сто лет. 
И перед смертью счастлив воин, 
так и не вынув пистолет. 

Боится он её спугнуть, 
хотя уж песня его спета: 
в руках её по пистолету, 
стволы ему упёрлись в грудь. 

Он шаг навстречу, всё равно 
не быть им вместе ночно-денно. 
Она - назад шаг, заодно 
курки спустив одновременно. 

Одно колено приклонил, 
он, словно статуя, застыл, 
зиянье ран прикрыл рукой, 
в глазах смиренье и покой. 

И захлебнувшись в горле кровью, 
уже сомкнув невольно веки, 
с последних сил повёл он бровью: 
"Одну тебя люблю навеки!" 

Услышав выстрелы, подмога 
ферзю на выручку спешит. 
В шатёр вбегают - ни души, 
лишь королева у порога 

склонилась перед офицером, 
хотя и мёртвым, всё же белым, 
навзрыд рыдает, всё кляня: 
"Любимый, не бросай меня!" 

Рукой скользнувши в свой сапог, 
достала спрятанный клинок, 
не дав свидетелям моргнуть, 
себя ударила им в грудь. 

* 
Их лишь под утро выносили, 
полки в кортеж - вместо родни, 
в одной могиле хоронили, 
где до сих пор и спят они. 

Душа болит и сердце стонет... 
Никто сейчас уже не помнит - 
кто взял победу в той войне, 
да это и не важно мне. 

* 
Хоть я не Пушкин, не Шекспир - 
спаси, Господь, не претендую. 
Стара история как Мир, 
я вам всего лишь повествую. 
_  _  _