Вниз по матушке...

Из-за острова память-изменница
выплывает топить в деревнях —
погоди, вдруг отпишет именьице
в чистом небе глухой березняк.

Материнское слово — деревня —
я на белых дорогах писал.
В чистом, как ручей, сентябре внял
на зубах арбузным пескам.

Боже, как в настоящем Тольятти,
есть азарт, но не сыщешь книг.
На мне в этот век телятник,
невиданный в городе шик.

Материнская плата — деревня
стирается... Бабы ревут.
Речь вещей принимаю в даренье,
ребят мировых приют:

набираются сил пароходы,
газеты ругают битлов,
спят игрушки, играют заводы,
а игра, как обычно, без слов.

Не по своей воле пастырь
погулял, но взгляды обрел —
угостил все окрестности красным,
не унизив мест, октябрем.

Так что, в ногу, товарищи, смело!
Под сукном в красной Москве
толстеет наше дутое дело,
как мамка в прекрасном селе.