Каверы

Яков Есепкин

XXI

Се вечерии с Иродом, тьма
Сукровичные вишни оплавит –
И превьется о хлебах сурьма,
Аще пурпур бессмертие славит.

Утром слуги отмоют полы
И винтажие мраморных лестниц,
И ярким алавастром столы
Вновь уставит хор юных прелестниц.

Нас камены сюда завлекли
Чтить всетаинство смерти, на хвою
Льется мгла, по какой и вели
Их к письма гробовому сувою.

XXII

Потемнели яркие сады,
Сон юдоли тоску навевает,
Биты червой августа плоды,
Пусть каждят, яко вечность бывает.

Август, август, мы чада твое,
Се узор твой унылый, закатный,
Пирование дивно сие,
Ах, арома, ах, воздух мускатный.

И еще белый хлеб нанесут,
И опять станут юды цениться,
И во сенях благих не спасут,
Но мы будем всенощно им сниться.

XXIII

Паче звезд воски траурных сех
Божевольных пасхалов, к Эребу
Их соклоним, о наших власех
Пурпур ветхий равенствует небу.

Вижди, вижди, сколь мы взнесены,
До пенатов и как дотянуться,
Нам юдицы нанесли во сны
Тусклых лилий, над семи ль очнуться.

Ах, зерцал червотечность язмин
Всепогибельный пусть обеляет,
Где виется по желти кармин
И лишь мгла цвет небес разбавляет.

XXIV

От пурпурно-кровавых виньет
Мы ослепли и цвета не имем,
Нощь свое диаменты виет,
Как алмазный венец и поднимем.

Яко мало еще сукровиц
Небовольным – порфирность берите,
Вы алкали чумных косовиц,
Так хотя наши муки всезрите.

Мы и станем садами брести,
Звезды плесть со дворцового тюля
И червовою нитку вести
По тлеющимся вишням июля.

XXV

Яства чинят гиады, столы
От емины и хлебов ломятся,
Аще ночь, восточимся из мглы
С диаментом, пусть Иды кормятся.

Суе речь, мы одне предстоим,
Никого, никого не осталось,
Воск пасхалов и звезды таим,
Миррой таинство их сочеталось.

Но и мало юродным сурьмы
О челах, се каморы иль нети,
Вижди нас, это, Господе, мы –
Изваянья в отравленной цвети.