Папье-маше нетленных заклинаний

И преступлений,
И в тиши лобзаний;

Пестрят макушки Александров маленьких,
Иначе кто и помнил бы о нём,
Его потомки, вроде Жириновского,
С успехом вымоют под пальмой сапоги;
И всмятку все набойки, вдрызг портянки,
А я пока что в босоножках у Невы,
И помню предка, Александра Македонского,
Ещё Гомера, знаю чем славны они;
Построили свой дом, взрастили дерево,
Оно давно покрошено в газету,
Но радостно что помнят все о пращурах
И благодарен очень им за это;
Но помню я ещё об Ильиче,
О том и этом, непонятен ход интриги,
И Элиада*, Малая Земля -
Слились в сознании об акушерском деле;
Построен ряд заборов с обелисками
И начеканено, нарублено монет,
Перебираю я альбомы полновесные,
Нумизматически фундамент подо мной;
Я весь из меди, золота и аверсов,
И реверс скочекрыжился с диоптрией,
Баланс цилиндров так разрегулирован,
Что уж не знаю я теперь кому и верить,
И ненависть подспудно к пальцу Принципа,
Ему бы в детстве руки отрубить,
А тоже ведь философ был изрядный,
Прославился лишь тем что смог убить;
И Брут незримо борется с Иисусом,
И Архимед болеет за чертёж,
И думаю, как много этих пращуров..
Кого же выбрать мне над пропастью во ржи;
Корабль Пушкина давно готов к отплытию
И повитухи бесконечно к горизонту,
Пелёнки сушатся, Бог времени скучает,
Амур колчан забросил,
Памперсы вдогонку.

* Элиада, сын Давида.